Неточные совпадения
— Да, славный, — ответил Левин,
продолжая думать о предмете только что бывшего разговора. Ему казалось, что он, насколько умел, ясно высказал свои мысли и чувства, а между тем оба они, люди неглупые и искренние, в один
голос сказали, что он утешается софизмами. Это смущало его.
Алексей Александрович вздохнул, собираясь с духом. Но, раз решившись, он уже
продолжал своим пискливым
голосом, не робея, не запинаясь и подчеркивая некоторые слова.
— Да, —
продолжала Анна. — Ты знаешь, отчего Кити не приехала обедать? Она ревнует ко мне. Я испортила… я была причиной того, что бал этот был для нее мученьем, а не радостью. Но, право, право, я не виновата, или виновата немножко, — сказала она, тонким
голосом протянув слово «немножко».
— Хотите ли этого? —
продолжала она, быстро обратясь ко мне… В решительности ее взора и
голоса было что-то страшное…
Она пересилила себя, подавила горловую спазму, пресекшую в начале стиха ее
голос, и
продолжала чтение одиннадцатой главы Евангелия Иоаннова.
— Но, государи мои, —
продолжал он, выпустив, вместе с глубоким вздохом, густую струю табачного дыму, — я не смею взять на себя столь великую ответственность, когда дело идет о безопасности вверенных мне провинций ее императорским величеством, всемилостивейшей моею государыней. Итак, я соглашаюсь с большинством
голосов, которое решило, что всего благоразумнее и безопаснее внутри города ожидать осады, а нападения неприятеля силой артиллерии и (буде окажется возможным) вылазками — отражать.
Мнение мое было принято чиновниками с явною неблагосклонностию. Они видели в нем опрометчивость и дерзость молодого человека. Поднялся ропот, и я услышал явственно слово «молокосос», произнесенное кем-то вполголоса. Генерал обратился ко мне и сказал с улыбкою: «Господин прапорщик! Первые
голоса на военных советах подаются обыкновенно в пользу движений наступательных; это законный порядок. Теперь станем
продолжать собирание
голосов. Г-н коллежский советник! скажите нам ваше мнение!»
Она встала и направилась к дверям. Княжна посмотрела вокруг с таким выражением, как бы желала сказать: «Посмотрите, посмотрите, как я изумляюсь!» — и опять уставилась на Аркадия, но он возвысил
голос и, переглянувшись с Катей, возле которой сидел,
продолжал чтение.
— Итак, вы считаете меня спокойным, изнеженным, избалованным существом, —
продолжала она тем же
голосом, не спуская глаз с окна. — А я так знаю о себе, что я очень несчастлива.
Голос старика перервался, а по лицу его сына, хотя он и
продолжал лежать с закрытыми глазами, проползло что-то странное.
— Ну — а что же? Восьмой час… Кучер говорит: на Страстной телеграфные столбы спилили, проволока везде, нельзя ездить будто. — Он тряхнул головой. — Горох в башке! — Прокашлялся и
продолжал более чистым
голосом. — А впрочем, — хи-хи! Это Дуняша научила меня — «хи-хи»; научила, а сама уж не говорит. — Взял со стола цепочку с образком, взвесил ее на ладони и сказал, не удивляясь: — А я думал — она с филологом спала. Ну, одевайся! Там — кофе.
Вот что, брат, — налезая на Самгина, говоря прямо в лицо ему,
продолжал он осипшим
голосом: — тут — Алина взвилась, хочет хоронить его обязательно на Введенском кладбище, ну — чепуха же!
Каждый раз, когда он думал о большевиках, — большевизм олицетворялся пред ним в лице коренастого, спокойного Степана Кутузова. За границей существовал основоположник этого учения, но Самгин все еще
продолжал называть учение это фантастической системой фраз, а Владимира Ленина мог представить себе только как интеллигента, книжника, озлобленного лишением права жить на родине, и скорее
голосом, чем реальным человеком.
Бердников все время пил, подливая в шампанское коньяк, но не пьянел, только
голос у него понизился, стал более тусклым, точно отсырев, да вздыхал толстяк все чаще, тяжелей. Он
продолжал показывать пестроту словесного своего оперения, но уже менее весело и слишком явно стараясь рассмешить.
Он отхлебнул глоток вина и
продолжал, повысив
голос...
— А — зачем? — спросил Гапон. — Там — интеллигенты! Я знаю, что такое Вольно-экономическое общество, — интеллигенты! —
продолжал он, повышая
голос. — Я — с рабочими!
Погасила,
продолжая говорить и в темноте, и
голос и слова ее стали еще более раздражающими.
Климу было неприятно услышать, что Туробоев назвал догадку Макарова остроумной. Теперь оба они шагали по террасе, и Макаров
продолжал, еще более понизив
голос, крутя пуговицу, взмахивая рукой...
— Ш-ш, — прошептала она, подняв руку, опасливо глядя на двери, а он, понизив
голос, глядя в ее усталое лицо,
продолжал...
Самгин встал, догадываясь, что этот хлыщеватый парень, играющий в революцию, вероятно, попросит его о какой-нибудь услуге, а он не сумеет отказаться. Нахмурясь, поправив очки, Самгин вышел в столовую, Гогин, одетый во фланелевый костюм, в белых ботинках, шагал по комнате, не улыбаясь, против обыкновения, он пожал руку Самгина и,
продолжая ходить, спросил скучным
голосом...
— Беспутнейший человек этот Пуаре, —
продолжал Иноков, потирая лоб, глаза и говоря уже так тихо, что сквозь его слова было слышно ворчливые
голоса на дворе. — Я даю ему уроки немецкого языка. Играем в шахматы. Он холостой и — распутник. В спальне у него — неугасимая лампада пред статуэткой богоматери, но на стенах развешаны в рамках голые женщины французской фабрикации. Как бескрылые ангелы. И — десятки парижских тетрадей «Ню». Циник, сластолюбец…
— Буду говорить откровенно, начистоту, —
продолжал он, понизив
голос.
— Я, разумеется, не против критики, —
продолжал он
голосом, еще более окрепшим. — Критики у нас всегда были, и какие! Котошихин, например, князь Курбский, даже Екатерина Великая критикой не брезговала.
Голос у него сорвался, регент кашлянул, вызывающе взглянул на Клима и
продолжал...
Но она не ждала,
продолжая звучным, сдобным
голосом...
«Кажется, он пьянеет», — соображал Самгин, а его собеседник
продолжал пониженным, отсыревшим
голосом...
Утешающим тоном старшей, очень ласково она стала говорить вещи, с детства знакомые и надоевшие Самгину. У нее были кое-какие свои наблюдения, анекдоты, но она говорила не навязывая, не убеждая, а как бы разбираясь в том, что знала. Слушать ее тихий, мягкий
голос было приятно, желание высмеять ее — исчезло. И приятна была ее доверчивость. Когда она подняла руки, чтоб поправить платок на голове, Самгин поймал ее руку и поцеловал. Она не протестовала,
продолжая...
— Да, бывает и это, — подтвердил Пыльников и, еще более понизив
голос,
продолжал...
— Нет, подожди! —
продолжал Дмитрий умоляющим
голосом и нелепо разводя руками. — Там — четыре, то есть пять тысяч. Возьми половину, а? Я должен бы отказаться от этих денег в пользу Айно… да, видишь ли, мне хочется за границу, надобно поучиться…
— Нам известно о вас многое, вероятно — все! — перебил жандарм, а Самгин, снова чувствуя, что сказал лишнее, мысленно одобрил жандарма за то, что он помешал ему. Теперь он видел, что лицо офицера так необыкновенно подвижно, как будто основой для мускулов его служили не кости, а хрящи: оно, потемнев еще более, все сдвинулось к носу, заострилось и было бы смешным, если б глаза не смотрели тяжело и строго. Он
продолжал, возвысив
голос...
Он слышал, что Варвара встала с дивана, был уверен, что она отошла к столу, и, ожидая, когда она позовет обедать,
продолжал говорить до поры, пока Анфимьевна не спросила веселым
голосом...
Она задохнулась, замолчала, двигая стул, постукивая ножками его по полу, глаза ее фосфорически блестели, раза два она открывала рот, но, видимо, не в силах сказать слова, дергала головою, закидывая ее так высоко, точно невидимая рука наносила удары в подбородок ей. Потом, оправясь, она
продолжала осипшим
голосом, со свистом, точно сквозь зубы...
И то, что смех Депсамеса не совпадал с его тонким
голосом, усилило недоверие Самгина к нему. А тот подмигнул правым глазом и, улыбаясь,
продолжал...
Прислушиваясь к вою вьюги в печной трубе, Дронов
продолжал все тем же скучным
голосом...
— Н-да, —
продолжал Дронов, садясь напротив Клима. — Правые — организуются, а у левых — деморализация. Эсеры взорваны Азефом, у эсдеков группа «Вперед», группочка Ленина, плехановцы издают «Дневник эсдека», меньшевики-ликвидаторы «
Голос эсдека», да еще внефракционная группа Троцкого. Это — история или — кавардак?
Уже темнело, когда пришли Туробоев, Лютов и сели на террасе,
продолжая беседу, видимо, начатую давно. Самгин лежал и слушал перебой двух
голосов. Было странно слышать, что Лютов говорит без выкриков и визгов, характерных для него, а Туробоев — без иронии. Позванивали чайные ложки о стекло, горячо шипела вода, изливаясь из крана самовара, и это напомнило Климу детство, зимние вечера, когда, бывало, он засыпал пред чаем и его будил именно этот звон металла о стекло.
Оратор медленно вытащил руки свои из-за спины и скрестил их на груди,
продолжая жужжащим
голосом...
И, снова повысив
голос,
продолжал проповедовать...
Понизив
голос, он
продолжал...
Постучав по лбу пальцем, как это делают, когда хотят без слов сказать, что человек — глуп, Марина
продолжала своим
голосом, сочно и лениво...
Не взглянув на него, не ответив, она
продолжала пониженным
голосом...
— Я знаю их, — угрожающе заявил рыженький подпоручик Алябьев, постукивая палкой в пол, беленький крестик блестел на его рубахе защитного цвета, блестели новенькие погоны, золотые зубы, пряжка ремня, он весь был как бы пронизан блеском разных металлов, и даже
голос его звучал металлически. Он встал, тяжело опираясь на палку, и, приведя в порядок медные, длинные усы,
продолжал обвинительно: — Это — рабочие с Выборгской стороны, там все большевики, будь они прокляты!
Он стал оправлять сбрую на лошадях,
продолжая веселеньким
голосом...
— Значит — ложная тревога, — сказал Макаров, подходя к Самгину и глядя на часы в руке. — Мне пора на работу, до свидания! На днях зайду еще. Слушай, —
продолжал он, понизив
голос, — обрати внимание на рыжего мальчишку — удивительно интересен!
— Это — дневная моя нора, а там — спальня, — указала Марина рукой на незаметную, узенькую дверь рядом со шкафом. — Купеческие мои дела веду в магазине, а здесь живу барыней. Интеллигентно. — Она лениво усмехнулась и
продолжала ровным
голосом: — И общественную службу там же, в городе, выполняю, а здесь у меня люди бывают только в Новый год, да на Пасху, ну и на именины мои, конечно.
Захар
продолжал всхлипывать, и Илья Ильич был сам растроган. Увещевая Захара, он глубоко проникся в эту минуту сознанием благодеяний, оказанных им крестьянам, и последние упреки досказал дрожащим
голосом, со слезами на глазах.
— А я, —
продолжал Обломов
голосом оскорбленного и не оцененного по достоинству человека, — еще забочусь день и ночь, тружусь, иногда голова горит, сердце замирает, по ночам не спишь, ворочаешься, все думаешь, как бы лучше… а о ком?
— Я не могу стоять: ноги дрожат. Камень ожил бы от того, что я сделала, —
продолжала она томным
голосом. — Теперь не сделаю ничего, ни шагу, даже не пойду в Летний сад: все бесполезно — ты умер! Ты согласен со мной, Илья? — прибавила она потом, помолчав. — Не упрекнешь меня никогда, что я по гордости или по капризу рассталась с тобой?
— А тот ушел? Я притворился спящим. Тебя давно не видать, — заговорил Леонтий слабым
голосом, с промежутками. — А я все ждал — не заглянет ли, думаю. Лицо старого товарища, —
продолжал он, глядя близко в глаза Райскому и положив свою руку ему на плечо, — теперь только одно не противно мне…
— Не все мужчины — Беловодовы, —
продолжал он, — не побоится друг ваш дать волю сердцу и языку, а услыхавши раз
голос сердца, пожив в тишине, наедине — где-нибудь в чухонской деревне, вы ужаснетесь вашего света.